Райнхард снова очнулся от забытья. Тягостная полудрема, вызванная слабостью от лихорадки, приглушала боли во всем теле. Ныне же они охватили его со всей мощью, и он невольно простонал. Неверные лучи прикроватной лампы развеивали стерильную тьму спальни. Юноша обнаружил, что его друг дремлет на соседней кровати, не раздевшись, поджав под себя длинные ноги. «Ну что ж, Зиг у нас всегда готов поспать», - Райни вспомнил, как во время последней разведывательной миссии, когда отключилась батарея питания танка, Зиг тоже задремал, как ни в чем не бывало. Такому спокойному отношению к жизни фон Мюзель, бывало, даже и завидовал. «К тому же, я знаю, что ему снится», - подумал юноша, слегка усмехнувшись. - «Не буду ему мешать».
Несмотря на тягостную слабость и остатки жара в теле, голова была на редкость ясная. Кажется, лекарство наконец-то начинает действовать, уничтожая бактерии в его крови... Только горло по-прежнему болело, в груди еще не развеялся душный холодок, колотье под ребрами стало лишь на самую каплю меньше, а из-за опухших желез было больно поворачивать шею. «Что там этот педиатр говорил про йод? Попробую-ка я сам там все себе помазать, вдруг и впрямь полегчает...», - сказал себе Райни. - «Вот еще, нечего Зигу лезть мне в рот».
Он попытался сесть в постели. Густая мокрота, наполнившая его больную грудь, стекла вниз, дышать стало несколько легче. Он откашлялся. Зиг вздохнул и только перевернулся на другой бок. «Вот так сиделка», - подумал Райни. - «Впрочем, он, верно, жутко устал... Сколько я уже болен? Сутки, двое? Нет, надо срочно выздоравливать, а ради этого я потерплю и самую тщательную обработку гланд, и уколы какие угодно — кстати, рука-то у Зига оказалась тяжелая, до сих пор побаливает то место, куда он воткнул иглу... А потом сбежать отсюда, пока они снова не пришли».
Райнхард и сам был рад списать появление черных теней, шепчущих ему на ухо разнообразные мерзости, на высокую температуру и расстроенное сознание. Если бы каким-то чутьем не понимал: они реальны. И ничего, что Кирхайс их не видит — тот просто не хочет их видеть. От этого они не становятся менее осязаемыми. А предводитель их всех — худой господин в черном плаще с костлявыми длинными пальцами, который способен оборачиваться и женщиной со злыми глазами — ничего не говорит, а только кладет свою руку на шею молодого человека, пережимая подушечками пальцев в сонную артерию, отчего сердце колотится, как бешеное, воздух кончается, и спазм сжимает гортань, и кажется, что приходит конец...
Его приходу всегда предшествовал озноб — словно кто-то проводил кубиком льда по позвоночнику. Райни не знал, как с ним бороться. Никакие удары, пинки, угрозы не отгоняли этого мрачного убийцу, обязавшегося закончить дело незадачливых наемников. Потому как он был не человек, а Райнхард с такими бороться не привык.
Райни и сейчас почувствовал, что незваный гость близко. Почти рядом. Пару часов назад, когда Кирхайс поил его, тот стоял за спиной друга, но подойти не осмелился, решив по какой-то своей прихоти оставить больного в покое. Нынче тот снова объявился рядом.
В голове у Райни всплыли латинские слова молитвы, когда-то прочитанной в одной из земных священных книг. Его влекло к этим книгам, а описываемые в них истории, верования и притчи, которые некоторые историки, особенно альянсовские, называли «сказками и мифами», казались неоспоримой истиной. Недавно в библиотеке Академии ему попалась увесистая книга в синей обложке, с серебристым тиснением. «Катехизис» - так она называлась. Автор не был указан — вместо него на обложке был изображен крест с причудливо переплетенным вензелем ICH. Книга показалась Райнхарду исчерпывающей и точной, как служебный устав — состояла из вопросов и ответов, достаточно исчерпывающих и понятных. И в ней приводились необходимые каждому христианину молитвы. Некоторые состояли из четырех строк, другие же были длиннее. Та, которую он собрался произносить, отложилась у него в памяти сразу, хотя и не была самой краткой.
«Pater Noster, qui es in caelis...», - начал он тихонько. Фигура замерла у кровати Зига. Райни продолжал: «...sanctificetur nomen tuum... Adveniat regnum tuum...»
Убийца не приближался к Райни, но и не думал отходить от Зига. Тот, видно, тоже почувствовал что-то, потому как заметался в кровати и начал шумно вздыхать во сне. Райни увидел, что нечисть простирает свои длани и наваливается на друга со всей силой...
«Нет!» - прохрипел фон Мюзель. - «Уйди от него, оставь!..»
Черный нечеловек оторвался от тела Зига и направился к кровати Райни. Тот чувствовал злобу, волнами исходившую от убийцы. Молиться он уже не мог, - слова скакали в голове, не составляясь в фразы. «А все молятся, как меня видят», - сказал глухим низким голосом человек в черном плаще. - «Только все, как ты, забывают, когда я приближаюсь к ним. Зачем тебе жертвовать жизнью ради друга? Если бы он очнулся от сна и почувствовал, что сейчас подохнет, то непременно бы прогнал меня к тебе, спасая свою шкуру...»
«Ты... не смеешь так говорить?»
«Что-то ты раскомандовался. Со мной еще никто так не говорил. Ну, теперь не жалуйся...»
Сколько бы Райни не пытался отмахнуться от того, кто вознамерился его погубить, тот был неумолим. Теперь он не просто душил, а, казалось, вознамерился разорвать горло юноши острыми ногтями, под которыми запеклась кровь... И Райни, поняв, что сопротивляться теперь бесполезно, старался не закрывать глаза — отчего-то казалось, что, стоит ему смежить веки, как смерть придет тут же.
«За что?» - только и прошептал он, когда стало совсем невмоготу.
«За то, что ты не должен стать тем, кем стал бы без моего вмешательства», - проговорил убийца ровным, ничего не выражающим голосом. От него более не чувствовалось черноты — казалось, что нынче тот выполняет некую работу, нудную и изрядно ему поднадоевшую, хочет побыстрее отвязаться и уйти.
«Господи... Ты есть, я знаю», - взмолился про себя Райни, когда боль сделалась невыносимой. - «Господи, помоги мне, прошу! Избавь...»
В самый последний миг он почувствовал, что железные тиски на шее ослабевают, а самого его выносит куда-то наружу, там, где холод, вьюга, злые звезды светят над головой...
Райни огляделся. Он не чувствовал холода, хотя и понимал, что должен бы. Пейзаж, хоть и заснеженный, не напоминал Капча-Ланку ничем. Эта планета — ледяная пустыня, покрытая скалами. Здесь же сверху видны сосновые леса, покрытые льдом озера с изрезанными берегами. Там и сям виднелись одинокие огни жилищ, догорающих костров. Небо посветлело, звезд было не видать. Алое солнце тяжелым шаром катилось к западу. «Где я?» - спросил себя Райни, и начал стремительно и плавно снижаться. Оказавшись на земле, он почувствовал зябкую сырость. Снег колол его босые ноги, становилось холодно. Вокруг себя он видел каких-то людей — по всей видимости, военных, причем их мундиры, синие с белыми обшлагами, ничем не напоминали ни имперские, ни альянсовские... Подобие такого обмундирования Райнхард видел разве что в иллюстрированных справочниках по военной истории. Люди переговаривались на языке, совсем не понятным фон Мюзелю. Он попытался обратиться к одному из них — молодому веснушчатому парню, разводившему костер — но тот посмотрел мимо него, поморщился и отвернулся.
«Я что, умер-таки?» - нахмурился Райни. - «Но почему я чувствую все? Или почти все?»
Он повторил просьбу:
«Не могли бы вы указать, господин... лейтенант», - произнес он звание наобум. - «Где я нахожусь и где бы мог найти приют? А то я болен...»
Слова его вообще не возымели никакого действия.
Райни пожал плечами и пошел далее. Там увидел других людей, похожих на тех, только форма другая. Язык, на котором они переговаривались, уже был более понятен Райнхарду — какое-то подобие немецкого. Тут его, правда, заметил один пожилой мужчина в гражданской одежде и отчего-то размашисто перекрестился.
Райнхард повторил свою просьбу, на которую старик разразился длинной тирадой, из которой юноша понял только то, что его прогоняют прочь, потому как «мертвые не ходят, а ты точь-в-точь наш юнкер Лагерстрём, помяни Господи его душу...»
Молодой человек только вздохнул и отвернулся. Он побрел обратно — уж лучше те, кто его не видит, чем те, кто боятся. Сумерки сгущались, становилось совсем неуютно. Он дрожал и громко стучал зубами, молясь, чтобы по пути нашелся какой-то кров. Встречались костры, и он присаживался погреться, слушая, что говорят у костра. Его никто не замечал — и вскоре Райни начал уже находить выгоды в этом состоянии. Так ему не надо было никому отдавать отчет в том, что он делает в военном лагере — он сразу понял, что находится именно здесь. Из разговоров на отдаленно знакомом языке он понял, что здесь идет война с какими-то «русскими» (верно, с теми, кого он впервые видел), и скоро уже будет перемирие, потому как противники победили. Но воины не выказывали досады — только облегчение, что «наконец-то можно домой вернуться». «Ну и моральный дух здесь», -думал он. Согревшись, Райни уходил дальше, думая, куда б выбраться.
На небе вскоре показались звезды и месяц, новорожденный, висевший тонким обрезком фольги в темной синеве.
Райнхард счел появление звезд хорошим знаком, нашел Полярную и пошел по ней. Оказалось, не зря — через несколько сотен метров он увидел дом, сложенный из толстых бревен. Тоже необычная постройка — Райни прежде такое видел разве что в этнографическом музее, на экспозиции об истории жизни Земли, да и на фотографиях старых земных деревень. Внутри мерцал неверный свет. Он постучался в дверь. Ответа не последовало. Сдаваться он не собирался, поэтому повторил стук. Наконец послышались тяжелые шаги, и молодой мужской голос со властными нотками спросил на чистом немецком: «Кто здесь?», а затем добавил нечто на не самом понятном языке. Райнхард ответил, представившись чин по чину, но ему не отперли. Он подошел к небольшому окошку и прислушался к разговору в помещении.
«Кто там ходит, Фрицхен?» - заговорил другой молодой человек.
«Да черт его знает... Стучат и все. Показалось, верно».
Райни взглянул в окно. В полутьме, развеиваемой лишь двумя свечами, он увидел двоих высоких парней. Один был в незастегнутом длиннополом мундире, другой — в одной рубашке и темном жилете. Они походили чем-то друг на друга и оба — на него самого. Рядом, в темном углу, была расстелена постель, и на ней лежал кто-то третий, к кому и направился второй, тот, который назвался Фрицхеном.
«Жар держится... Погано все как», - произнес он, после того, как положил руку на алебастрово-белый лоб лежащего.
«И так уже пятый день», - вздохнул тот, что был в рубашке. Он выглядел крепче, старше и держался поувереннее.
Говорили они оба на немецком, но некоторые слова выговаривали по-особому, как-то неправильно.
«Лекаря звать без толку. Опять кровь пустит, а у Кристхена и так душа еле в теле держится», - продолжал он.
«Но он же...», - другой брат не мог выговорить ни слова.
«Да он так или иначе помрет, что поделаешь», - выплюнул слова старший. - «Мы сами виноваты, что потащили его».
«Вообще, зачем нам нужно было брать на эту войну?»
«Сам напросился, как же»
«А мама не захотела его одного отпускать, вот и навязала его в няньки».
«А все потому, что ты согласился!»
«Хватит уже сваливать с больной головы на здоровую!» - возмутился младший. - «Ладно, сиди, пойду проверю караулы».
Райнхард наблюдал за тем, как он застегнул мундир, накинул плащ, надел треугольную шляпу, и вышел за дверь. Райни, не теряя времени, быстренько проник вовнутрь, чуть не столкнувшись с Фрицхеном. Тот даже не заметил его, только проворчал что-то про вездесущие сквозняки.